Вот бывают такие бесклевные дни когда опустишь руки, но есть еще и люди, которые рук не опускают никогда. У меня есть один такой знакомый – дед Матвей.

На эту рыбалку мы собирались основательно, и было чего. На нашем Снову «заклевали» одновременно язь, голавль, сом, при этом (по слухам) неплохо ловились щука с окунем на спиннинг. Поехали с ночевкой на два дня. В первый день улов был более чем скромным – пара щучек, пяток плотвиц, три краснопера, окунь и десяток ершей, еще один странный подлещик на сомовью донку прицепился. И это на троих. Мой дядя едва пережил эту неудачу и, не дожидаясь восхода солнца, на следующий день убежал из лагеря с целой охапкой разнообразных снастей еще потемну.

У нас с дедом успехи наутро были еще хуже, чем накануне. Наконец, мы поклонились нашим «кормилицам» — легким поплавочным удочкам и пошли бродить берегом. Дед натаскал десятка два пескарей, а я, на качающийся поплавок, столько же крупных уклеек. Вернулись в лагерь тоже почти одновременно.

— Ну, чего нос повесил? – подмигнул мне дед.

— А чего радоваться? – спросил в ответ я.

— Щасс такой вкусноты наварим – пальчики оближешь!

— Из чего – из этого хлама? – кивнул я на пескарей с уклейками.

— Больше так не говори! Это золото, а не рыба! Давай-ка мотнись по дрова, пока я все перечищу.

Зная деда много лет как удивительного выдумщика, я уже предвкушал сюрприз. Пока заготавливал дрова, настроение чудесным образом выровнялось, а уже возле закипающего котелка под дедовы «побрехеньки» вообще стало праздничным.

Морочиться с чисткой дед не стал, ограничился тем, что выпотрошил уклей, окуня, ершей, пескарей и плотвиц с красноперами. Все это завернул во вместительный куль из марли и воткнул в котел. Рядом пристроил чищенную луковицу.

— Ну вот – пускай теперь варится часок.

— А не многовато для рыбы?

— В нашем случае нет. Все что нам нужно выварится, а что не надо – останется в марле.

— И что это будет?

— «Рыба-каша!» — изрек дед, нравоучительно подняв корявый указательный палец кверху. При этом название блюда он произносил скороговоркой как одно слово — «рыбакаша».

Через час дед извлек марлевый мешок из варева и уложил его на крышку остывать. Луковица тоже улетела вон. На их место в бульон стали падать пряности, мелкорубленая зелень и пара листиков лавра. Тут же дед круто посолил варево и тщательно все размещал ложкой. К тому времени марлевый куль остыл и шеф-повар отжал его содержимое в котелок. После этого он осторожно всыпал перемытую пшенную крупу. Как мне показалось, многовато.

Через двадцать минут каша достигла консистенции густого киселя, только порассыпчатей, и дед, не жалея, воткнул в нее пачку сливочного масла. Накрыв крышкой, мой спутник снял варево с огня, переместив котел рядом с костром – томиться. Запах пошел такой, что можно было язык проглотить. Унюхал его и мой дядя, которому с рыбалкой также не повезло.

Через полчаса мы уже вовсю уплетали вкусную горячую «рыбукашу», причем она так переменила наше настроение, что мы решили остаться еще на один день, и не напрасно… Но, это уже другая история.